Сага о Кае Эрлингссоне [СИ] - Наталья Викторовна Бутырская

и бросились бежать к дому местной лекарки. Хирдманы были там, стояли бледные, злые и растерянные. Перед ними на пустой перевернутой бочке россыпью лежали разнообразные монеты, кольца, браслеты, цепочки, — все, что успели насобирать за недолгое время ватажничества.

— Кай, не купил топорик? Сколько у тебя серебра? — окликнул меня Вепрь.

— Не купил, не хватило денег. Думаю, надо было в кузнецы податься, больше бы заработал, — отозвался я. — Как Ящерица?

— Иди, сам глянь.

Мы, пригнувшись, вошли в небольшой дом, где ухаживала за больными Орсова женщина, лекарка. По стенам висели пучки резко пахнущих трав, их аромат должен отгонять хвори и вычищать воздух. Очаг посередине был пуст, ни веточки, ни полешка. Наверху, под крышей были прорублены небольшие окошки, через которые сюда проникал свет. Свет и прохлада. Неужто она не заботится о том, чтобы обогреть больных?

На ближней к двери лавке сидел Рыбак, вместо привычного глуповатого выражения лица нас встретил его серьезный взгляд, между светло-рыжими бровями залегла первая морщина. Одна штанина была закатана, и там уже не алели ужасные рытвины, лишь бледные синеватые рубцы изукрасили его ногу. При помощи доброй Орсы лекарка смогла вытянуть яд медузы и закрыть раны. А шрамы? То лишь напоминание о битвах и порой о глупости. У меня самого еще белела полоса от пореза двурунного во время тренировки, но она не станет шрамом и скоро уйдет.

На лавке подальше сидел Лейф Ящерица. На первый взгляд, у него все было в порядке. Руки-ноги целы, голова не в крови и не перемотана. Может, дело обошлось царапиной? Торкель же не мог напасть на вольного хирдмана в чужом городе без уважительной причины, а Лейф не стал бы оскорблять Мачту почем зря.

— Лейф, а нам сказали, что тебя ранили, — начал было я и тут же осекся.

Ящерица повернул к нам лицо, и я увидел, что левой щеки у него не было. Точнее, часть щеки была срезана, и через дыру виднелись зубы, часть десен. В руках Лейф держал тряпочку, которой стирал стекающие кровь и слюну. Обычно веселые глаза Лейфа посерели и словно бы застыли, как застывает варево из хрящей. Он попытался что-то сказать, но стоило ему открыть рот, как рана закровилась сильнее, и он изо всех сил попытался сдержать гримасу боли. По его щекам текли слезы.

— Пошли вон! — рявкнула невысокая полноватая женщина, влетевшая в дом. — Нечего смотреть. Я уже все сказала! Идите и решайте в другом месте.

Я настолько был потрясен, что забыл пригнуться и с размаху треснулся головой при выходе. Держась за ушибленное место, подошел к ребятам. Тулле вышел за мной, бледный, растерянный и злой. Рана и впрямь была неопасной, если не загноится и не воспалится, но с этим Орсовы женщины справлялись легко, если то была не дырка в животе.

Эта рана не лишала Лейфа возможности сражаться и быть воином. Я слышал о случаях, когда отрубали большие пальцы на обеих руках, чтобы воин не мог взять ни копья, ни меча, ни лука. Рана не мешала Лейфу лежать с женщиной и зачинать детей. Но насколько же поганой при этом она была! И насколько же ловок с мечом Торкель! Как он сумел так четко ударить, чтобы срезать щеку Ящерице и не убить его, не навредить больше задуманного? Почему-то я не сомневался, что именно таков и был его замысел.

— Что сказала Орсова женщина? — спросил Тулле у ребят.

— Сказала, что есть три пути. И выбрать нужно в ближайшие три дня. Первый — Ящерица должен получить следующую руну. Благодать залечивает многие раны, а эта — не самая тяжелая.

Что верно, то верно. В первый раз благодать вылечила мне сломанные ребра, на третьей руне — разлетевшуюся кость и содранную кожу на лбу. Отрубленную руку или оторванные пальцы божья милость не вернет, но небольшой кусок щеки она точно залечит.

Вот только Ящерица получил третью руну не так давно, во время охоты на волков. Как же он сумеет в таком состоянии сразиться и победить достаточное количество сильных соперников?

— Но нужно, чтоб он получил ее в ближайшие три дня, пока края раны не зарубцевались, — добавил Косой. — Она сказала, что пока держит их свежими, но долго так делать нельзя.

Да еще и в три дня? Даже если бы у нас был еще один тролль в запасе, его смерти могло не хватить на четвертую руну.

— Мы думали купить рабов, да денег не хватает.

Я молча снял кошель с деньгами и положил в общую кучу. Вепрь открыл, высыпал серебро. Полторы марки. Это один раб. Или две немолодые рабыни. Тулле скинул браслет и пару колец, больше денег у него не было. На вид тут было чуть больше четырех марок. Еще вложатся Альрик и остальные хирдманы, но даже так мы вряд ли наберем пятнадцать марок. А скорее всего понадобится больше, ведь это же безрунные, их смерти помогают только на первых рунах, а после получения пятой и вовсе будут бесполезны.

— А два других пути?

— Можно оставить рану так. Она заживет, дыра останется. Лейф сможет носить повязку с тряпкой, чтобы не вытекала слюна. Есть будет сложновато и выглядеть будет страшно. Плавать будет сложнее. Ну там сами додумаете. И еще она сказала, что можно попытаться зашить дыру.

— Так это же отлично!

— Ты когда-нибудь пробовал зашивать дырку на рубахе? Если дыра большая, то ткань собирается складками, лежит неровно, потому обычно заплату кладут. Но кожа — не тряпка, на нее заплатку не положишь. Орсова женщина предупредила, что придется стянуть всю кожу на лице. Левая бровь сползет вниз, нос скривится, рот уйдет вбок и будет кривой. А пока рана будет заживать и срастаться, нельзя будет ему ни говорить, ни жевать, ни чихать, ни зевать. Есть можно только жидкое-теплое: водянистые кашки да прозрачные супчики. А на корабле, сам знаешь, такого каждый день не сваришь.

Я стиснул кулаки от бессильной ярости. Торкель, троллево отродье! Да какое же троллево? Тролли сражались честно, до самой смерти, других за себя не выставляли, пустых ран не ставили, да и на людей не охотились, ели лишь коров да овец. А этот ублюдок! Мразота! Выблядок твариный! Злость бурлила во мне и обжигала душу, по щекам поползли бессильные слезы, и я с силой вытер их, обдирая кожу.

Не стоило мне так думать, но лучше бы уж Вепрь получил такую рану. Он не так молод, некрасив, и кривое лицо лишь добавило бы ему свирепости. Но Ящерица! Прожил ли он